В папирусе, датируемом концом IX века, встречается история о том, как девушка по имени Дуньязада просит другую, Шехерезаду, рассказать ей сказку. Больше в этом документе нет никаких указаний на то, что он являет собой прообраз великого литературного памятника Ближнего Востока — сборника сказок «Тысяча и одна ночь».
Сказка, образующая основу сюжета, повествует о том, как царь Шахрияр, разъярённый изменой жены, каждую ночь берет себе в жёны новую девушку, а затем казнит её. Однако одной из них, мудрой Шехерезаде, удаётся спастись самой и спасти других. Она начинает рассказывать Шахрияру сказку, но каждый раз прерывает повествование, обещая закончить следующей ночью. Царь, стремясь узнать, чем же закончилась история, сохраняет девушке жизнь — и ситуация повторяется каждую ночь, пока Шахрияр наконец не влюбляется в Шехерезаду.
Версий «Тысячи и одной ночи», должно быть, не меньше, чем самих ночей. Именно в разнообразии вариантов и заключается историческое значение этого произведения. В индийских, персидских, иракских, турецких, египетских вариациях, словно в зеркале, отразилось многообразие культур, только что объединённых исламом, нравы и обычаи нового, мусульманского Ближнего Востока.
Наконец, сказки «Тысячи и одной ночи» невероятно увлекательны, это из них мир узнал об Аладдине, Синдбаде-мореходе, Али-Бабе. Позже эти сказки послужили источником вдохновения для ориентальных мотивов в творчестве европейских композиторов, например Николая Андреевича Римского-Корсакова.
Мне кажется, что я всегда был дизайнером. Я всегда был дотошным. Даже когда я разносил газеты, мне хотелось делать это быстро и аккуратно. Мне было важно, чтобы газета приземлялась возле двери по ровной линии.
Если в моих книгах и есть что-то общее, то это шероховатость — все они не отшлифованы. Очень часто с ними что-то не так.
Я ничего не сообщаю своим зрителям, вместо этого я даю им пустой сосуд. От них же, в свою очередь, я ожидаю, что они сами поместят туда что-нибудь — собственные сообщения или изображения. Это очень важный аспект коммуникации — принятие того факта, что другим людям есть что сказать.