В декабре 1 825 года группа из 3 000 российских офицеров и солдат, отказавшихся присягать новому императору Николаю I, восстала и вышла на Сенатскую площадь в Санкт-Петербурге, добиваясь конституционного правления.
Император легко подавил мятеж. Пятеро заговорщиков были казнены, 31 человек отправлен в тюрьму, более ста сосланы в Сибирь. Восстание декабристов задало тон правлению Николая I и положило начало революционному движению и формированию либеральной оппозиции.
Русские офицеры, участвовавшие в войне 1 812 года и заграничных походах русской армии, вернулись из Европы с идеями отмены крепостного права и введения демократических свобод. Дворянство и офицеры заговорили о том, что необходимо свергнуть самодержавие и установить представительное правление. В 1 825 году после смерти Александра I на престол должен был взойти его брат Константин, и армия была приведена к присяге Константину, но он отрёкся от престола. Императором стал его младший брат Николай, непопулярный в армии.
Восстание было недолгим и неудачным, однако новый император воспринял его всерьёз. Он учредил Третье отделение — тайную полицию, занимавшуюся политическим сыском. Считалось, что народ верен православию, другие религии подавлялись. Литература не должна была содержать критику и подвергалась цензуре. В годы сурового правления Николая I от людей ожидалась безоговорочная преданность престолу. Сосланные декабристы стали примером героического самопожертвования для всех борцов за свободу России.
Слова «графический дизайнер», «архитектор» или «промышленный дизайнер» застревают у меня в горле: когда я произношу их, то чувствую ограниченность, специализацию в рамках профессии; я вижу отношение к обществу и установленный порядок, неудовлетворительный и несовершенный. Этого убогого набора терминов недостаточно для того, чтобы во всей полноте раскрыть до сих пор так и не выявленную до конца сущность дизайнера.
Я пишу, чтобы выразить то, что не могу сделать в студии; я работаю в студии, чтобы попытаться выразить более важные дизайнерские идеи — такие, которые не могу достаточно точно передать в письменном виде или которые сложно осознать напрямую. И если всё это не помогает, я вспоминаю о своей художественной студии в подвале — моём настоящем святилище.
Ручная гравировка и печать в прошлом, и, хотя они ещё не стали анахронизмами, их место — на покрытых пылью полках коллекционеров снобов.