Супруга инспектора. Кетимбанг, 1883 год
Вдруг стало очень темно. Последнее, что я увидела, — пепел, бьющий фонтаном из трещин в половицах. Я повернулась к мужу. Он сказал в отчаянии: «Где нож... Я вскрою нам всем вены, чтобы не пришлось долго мучиться». Ножа мы не нашли. Что-то тяжёлое придавило меня к земле. Потом как будто весь воздух вытянуло, стало нечем дышать, на меня повалились люди. Я не знала, живы ли муж и дети. Подумала, что надо выйти на улицу, но никак не могла выпрямиться в полный рост. Кое-как доковыляла до двери, протиснулась в проем, споткнулась и упала. Пепел был горячий, и я пыталась прикрыть лицо руками. Раскалённые обломки пемзы впивались в кожу, как иглы. Не думая, что делаю, я пошла вперёд. Я была не в себе, иначе ни за что не бросилась бы в эту адскую тьму. Я бежала, ветви стегали меня по лицу и рукам, но я даже не пыталась увернуться. Я всё больше запутывалась в ветвях, они цеплялись за волосы. Тут я заметила, что вся облеплена густым влажным пеплом и с меня лоскутами сходит кожа. Я решила, что это грязь, и попробовала оторвать один лоскут, но стало только больнее. Я не понимала, что это ожоги.
Наберётся десять, может быть, пятнадцать хороших шрифтов, которые я по крайней мере готов принять. И ещё 30 000 шрифтов, из которых 29 990 можно утопить в Тихом океане без малейшего ущерба для культуры.
Меня постоянно восхищает, что из двух цветов всегда можно создать третий. Это настоящее чудо!
Технические ограничения, когда они попадают в верные руки, превращаются в торжество простоты, и неудобные алфавиты становятся героями дня благодаря искусству типографа. Не существует плохих шрифтов.