В поисках северного морского пути из Атлантики в Тихий океан Генри Гудзон (Хадсон) исследовал устье реки, которая теперь носит его имя, и проплыл вверх по её течению.
Это было время, когда Англия, Франция и другие европейские страны пытались найти северный морской путь из Европы в Азию как альтернативу контролируемым Испанией и Португалией маршрутам вокруг Южной Америки и Африки. Испанцы и португальцы держали под контролем почти всю торговлю с Азией. Однако понадобилось ещё почти 300 лет и смертельно опасное трёхлетнее путешествие во льдах, прежде чем норвежец Руаль Амундсен успешно пересёк ледяные воды Арктики и нашёл наконец долгожданный северный проход в Азию.
Реку, увековечившую его имя (но открытую в 1 524 году флорентийским мореплавателем Джованни да Вераццано), Генри Гудзон исследовал в 1 609 году, когда работал на голландскую Ост-Индскую компанию. Однако английские власти потребовали, чтобы Гудзон и его команда как подданные Её Величества отказались от службы другим странам. На следующий год исследователь отплыл на судне «Дискавери» в новую экспедицию, которую спонсировали два английских торговых дома — Московская торговая компания и британская Ост-Индская.
Это была главная экспедиция в жизни Генри Гудзона: проплыв через пролив (ныне Гудзонов), он открыл для Англии огромный залив (также называемый сейчас Гудзоновым). Там команда зазимовала. Однако во время зимовки возник конфликт: часть матросов обвинила капитана в том, что у него есть любимчики, подняла мятеж и высадила Гудзона с сыном и верными ему матросами в шлюпку, предоставив своей судьбе. Дальнейшая их участь неизвестна.
Генри Гудзон внёс поистине огромный вклад в изучение севера Северной Америки. Его путешествия упрочили голландское присутствие в районе реки Гудзон, а также позволили англичанам притязать на часть Канады.
В 1 609 году Генри Гудзон отправился на юг. Плывя по реке Гудзон, он понял, что не попадёт этим путём в Тихий океан. Изменив маршрут и отправившись вверх по течению, Гудзон доплыл до места, где сейчас находится город Олбани
Очень тонка грань между гладкостью, ожидаемой современными взглядами и технологиями, и искусственно помятым видом, который делает вещи нарочито шероховатыми.
Писать для меня — пытка, но я все равно заставляла себя это делать. Я чувствовала, что это лучший способ запечатлеть свой дизайнерский опыт того времени, которое тогда уже считала выдающимся. Из истории дизайна я знаю, что документы, в которых дизайнер говорит от первого лица, одни из самых редких.
Признаться, я не смотрю на чужие работы... В целом на меня влияют разные вещи — от написанной художником картины до вывески на улице. Иногда надпись «Продаётся» в витрине магазина привлекает меня гораздо больше самой серьёзной дизайнерской работы. Не то чтобы я не находил некоторые из них достойными, но, мне кажется, опасно подходить слишком близко к чужой работе и поддаваться её влиянию.